Это будет эссе о любви.
Это будет эссе о варгане и о любви.
Потому что варган во всех смыслах предмет, любви достойный. Он маленький, доверчивый и нежный. Он требует от нас внимания, заботы и ласки. Он способен на нас обидеться, попав в чужие руки. Варган отзывчив, верен; он способен нас понять, раскрыть, поднять на новую высоту; он ничего от нас не ждёт и не требует своего, но он ведёт нас к одной ему видимой цели, настойчиво и неуклонно, стоит только довериться ему и открыться. Отношения с варганом, если уж они возникли, чаще всего бывают долгими, союзы – крепкими. Можете быть уверены: в этом союзе не будет выяснений отношений, мелочных нервотрёпок, обманов и измен – разве что на первых порах, пока идёт привыкание друг к другу, пока вы ещё не поняли со всей неизбежностью, что из всего великого множества музыкальных инструментов варган – единственное, что вам нужно. Но уж если вы решили связать с ним свою жизнь, будьте уверенны, что жизнь эта будет полна новых открытий, интриг, соблазнов и ещё много чего такого, о чём вы и помыслить не могли, с варганом не столкнувшись.
Итак, это эссе о моей любви к варгану. Впрочем, почему только моей? Каждый варганист, утонувший в этой теме если и не с головой, то хотя бы наполовину, почитает себя в ней знатоком. Каждый, у кого начинает получаться первые осознанные звуки, кто становится способен повторить простейшие ритмы и их сочетания, уже мыслит о себе в превосходной степени и почитает варган чем-то, принадлежащим только ему одному, а себя – единственной правдой в последнем изводе во всём, что касается его варгана.
И кто сможет с этим поспорить? Ведь варган как никакой другой инструмент предназначен для игры самому себе. Об этом говорит уже тот факт, что внутри головы звуки слышатся не так, как воспринимают их окружающие. То есть мой варган – он только мой и ничей ещё. Как и мой внутренний мир – только мой и ничей больше. И тем удивительней, тем пьянящей бывает чувство столкновения с другими варганистами. Оно, наверное, похоже на чувство аутиста, вдруг проклюнувшегося из своей изоляции. Это ни с чем не сравнимое чувство, когда ты вдруг выныриваешь из варганного забытья, где есть только ты и производимые тобой вибрации, и обнаруживаешь, что мир полон! Что в нём есть другие варганы, другие варганисты, - а также традиции, культуры, истории, вопросы и догадки, открытия, домысли – и музыка, музыка, музыка. И ты оказываешься не один такой бряцатель, ударенный головой, а много их, и все в этом так же безумны!
Не берусь судить, бывают ли подобные чувства у людей, выросших в национальной варганной культуре, для кого этот инструмент знаком с детства, однако русские варганисты, я уверена, меня поймут.
Так уж устроен человек, что он всё сравнивает с собой любимым. И так уж устроен варганист, что обнаруживая рядом с собой другого варганиста, он сразу признаёт его своим. В нашем восприятии варган помещён в зону интимную, в зону нашего внутреннего я. Туда же мы автоматически помещаем и другого-с-варганом. Потому что этот другой имеет принадлежность ко мне, ко внутренней части меня, к тому, что я знаю так хорошо. А в этой области могут существовать только самые сильные эмоции – от острой и резкой симпатии с первого взгляда, до такой же резкой и глубокой, до беспамятства, ревности. Как я заметила, среди варганистов, - варганистов на всю голову - не бывает среднего состояния: другой-с-варганом – он или я или НЕ я, а третьего, ровного отношения нам не дано. Впрочем, симпатии обычно преобладают. Сложно выразилась? Об этом вообще сложно говорить. Это как узнавание, как нити, протянутые между людьми – такие тонкие, но такие ясные, что их и уловить трудно, хотя и сомневаться в них не приходится. Однако я уверена, многие варганисты знают это чувство, когда вдруг некто, кто, быть может, живёт вообще на другом краю земли и не схож с тобой ничем, кроме железной бренчалки во рту, становится необъяснимым образом ближе, чем родственник, живущий с тобой бок о бок и железяки такой не имеющий.
Да что уж говорить о музыкантах, если и у людей, на варгане не играющих, но знающих его, он вызывает схожие ощущения! Однажды в Нью-Йорке, когда я играла в Washington Square Park с пожилыми хаппарями, грузный мужчина, похожий на индейца, вдруг потянулся ко мне, как к знакомой: "О, варган! Я знаю эту штуку! Ты откуда?" И, узнав, что я из России, стал быстро и возбуждённо рассказывать, что знает Россию, что был там, ну, не то, чтобы был, не то, чтобы там, но он видел её через пролив – оказалось, он сам из Аляски… Варган, обратившись к его глубинной памяти, вызвал воспоминания детства – и из Аляски замаячили туманные берега России. И ещё: этим летом на конгрессе варганистов в Якутске, в пьяном, прокуренном клубе, где даже стены пульсировали от варганных вибраций из колонок, когда на сцену по очереди выбирались музыканты со всех концов мира, я вдруг столкнулась с девушкой-якуткой, которая так же прыгала на танцполе с хомусом – Готовцева, как и у меня. Мы стали играть вместе, склонившись, почти обнявшись, но всё же практически не слыша друг друга в общем бедламе, только улавливая ритм по движению рук. А когда это наваждение прошло, она повисла у меня на шее и, сбиваясь, стала говорить, что теперь мы родные, мы сёстры, ведь хомус – это так глубоко, это лично, это вот тут – и тыкала себе в ярёмную впадину… Я до сих пор помню эту маленькую, красивую, гибкую и женственную, как все якутки, девушку с пьяными, блестящими, восторженными глазами, хотя больше не встречала её в те дни.
Почему же так происходит? Почему вообще варган затрагивает такие сильные пласты нашей сущности? Если отбросить всякую эзотерику, которая просится здесь, станет видно, что варган вхож в зону нашего интимного восприятия хотя бы уже по звукоизвлечению. Рот, губы, язык, - эта область связана с нашими самыми ранними чувственными переживаниями, с бессознательными ощущениями, заложенными в первые дни жизни и потом повторяющимися только в сакральные её моменты. Несомненно, игра на варгане вызывает в нас отголоски именно этих переживаний, хранимых в памяти тела как самое дорогое и оберегаемых даже от самих себя. Ни один другой инструмент не может проникнуть в эту потаённую, закрытую со всех сторон, крепко запечатанную зону. А варган – может…
А ещё прибавьте сюда ощущение транса, достигаемого за счёт вибраций в черепной коробке, состояние эйфории от насыщения лёгких кислородом при игре… Если захотеть, объяснить можно всё, вот только стоит ли? Ведь это эссе о любви, а любви объяснения не нужны. Ей нужны истории, бережно хранимые в памяти воспоминания. Например, о первом знакомстве. О, это как раз то, что лелеют многие варганисты!
Расскажу и я свою. Моя личная история знакомства с варганом протекала в два этапа. Точнее, в три, но если за два первых знакомилась с варганом я, то на третий варган знакомил меня со мной самой.
Итак, мне было лет двадцать, я училась в Москве и гостила на зимних каникулах у родителей в маленьком городке на Волге. В то время моих знакомых почти не осталось в городе, дни протекали однообразно. Но случилось так, что именно тогда там оказался мой очень старый друг, человек сам по себе незаурядный, который заслуживает отдельного рассказа. Но сейчас не о нём. Так вот, он в те дни только вернулся с Алтая, где провёл два года в духовных исканиях и мытарствах, и я, разумеется, не преминула воспользоваться случаем, чтобы с ним встретиться и прикоснуться к той мудрости, что он привёз. А привёз он помимо всего прочего маленькую жёлтую безделушку – комус Владимира Поткина.
Будучи не чуждым эзотерики, знакомый преподносил безделушку как предмет силы, шаманский инструмент, равнозначный бубну, и ключ к иным мирам. Будучи человеком упрямым, я в течение часа безуспешно пыталась пристроить шаманский ключ у себя во рту, но он не менее упрямо отказывался там держаться. Знакомый оказался учителем никудышным. Сбив себе губы в кровь, я ушла от него с чувством неудовлетворённости и презрения к упрямой латунной прищепке.
Прошло полгода. На многолюдном литературном слёте в простуженном осеннем подмосковном пансионате из пьяной хмари творческих личностей вдруг выплыл поэт, вооружённый помимо литературной одарённости ещё и двумя варганами. Кутаясь в длиннющий полосатый шарф, качаясь не то от избытка вдохновения, не то от алкоголя, он играл на них быстро и упоённо. Он сопровождал этой музыкой все поэтические заседания, которые проходили в те дни. На них обычно читаются стихи по кругу, а на дым от бесчисленных сигарет можно лёгко вешать топоры.
Женщине трудно устоять перед мужчиной с варганами. Не будучи поэтом, я таскалась на эти заседания, какая-то неодолимая сила тянула меня – посидеть, послушать стихи, подышать поэтическим угаром и утонуть в звуках варгана.
Начался месяц неразделённой любви. В то время я жила в коммуне, большой квартире, которую снимала одновременно куча народа, но всем там находилось место и кусочек тепла. Поэтический варганист, тоже, как оказалось, не имеющий в Москве постоянного угла, скоро очутился там – не без моей помощи. Я не отпускала его, таскалась за ним хвостом и при каждом удобном случае играла на его варганах. К моему огромному удивлению, играть теперь получилось с первого раза. Как будто не было бесплодных попыток овладения этим инструментом, как будто все шесть месяцев, прошедших с первого моего с ним соприкосновении, тело помнило этот опыт и… научилось само!
В общем, мой варганно-поэтический роман закончился, так и не начавшись: в один прекрасный день я пошла и купила себе тот самый золотой ключик от шаманских миров – комус Владимира Поткина. Охлаждение к поэту пришло тут же, как отрезвление: оказалось, варганы – это всё, что мне было от него нужно.
С этого момента начался третий этап моего знакомства с варганом, самый упоительный, когда поистине стали открываться другие миры – новых звуков, новых ощущений, состояний и новых интересных людей. И этап этот продолжается до сих пор.
…Кстати, от поэта остался талисман: две пустые рамы, от Ерошева и дешёвого австрийского маультроммеля, которых он сломал во время жизни в нашей коммуне. Они вставлены друг в друга; замолчавшие навек, они теперь замкнуты друг на друга. Они похожи на ваджру – ритуальный буддистский жезл, на восьмёрку, закрученную в двух плоскостях, на ленту Мёбиуса. Такая вот варганная бесконечность.
Ирина Богатырёва
